Ниже — интервью известного ленинградского и петербургского фотографа Бориса Смелова журналу «Советское фото» (номер 10 за 1988 год).
Это одно из редких интервью Бориса, которое сейчас читаешь с особым удовольствием и любопытством.
– Борис, ваш приход в фотографию – это «первая любовь» или плод сознательных поисков своего вида искусства?
– В детские годы я пробовал рисовать, но уже годам к десяти понял, что серьезных успехов мне здесь не добиться. Потом был первый аппарат – «Любитель» и долгий период фотографических неудач. Настоящее осознание фотографии как искусства пришло, когда я уже кончал школу. К этому времени относятся мои первые успешные работы.
– Что вы подразумеваете, говоря об удачах и неудачах?
– Мои самые большие неудачи всегда были связаны с техническими аспектами фотографии, с ремеслом, когда из-за нетерпения и суеты я безвозвратно терял при съемке или в лаборатории лучшие кадры. А удача – это совпадение творческих стремлений, «предчувствия кадра» с конечным результатом.
Вообще я считаю себя представителем эмоциональной, интуитивной фотографии и, снимая, больше доверяю своим чувствам, чем предварительным замыслам. Но вместе с тем, не сочтите это за мистику, многие фотографии мне снились, и потом, порой, спустя годы, я вдруг видел их воочию. И счастье, если в такие моменты камера и пленка были со мной.
Фото взято из группы «Обводный канал. От Канонерки до Невы» https://vk.com/obvodniyspb
– Были ли мастера или фотографические школы, которые оказали влияние на формирование вашего фотографического лица?
– Наверное, назвать конкретно каких-то своих учителей в фотографии я бы не смог. Но каждая встреча с искусством больших мастеров, безусловно, по-своему формировала меня и как фотографа, и как человека.
Одним из сильнейших впечатлений моей юности была, например, выставка «Лицо Франции»: знакомство с творчеством сразу стольких выдающихся фотохудожников (причем в авторских оригиналах) заметно расширило мои представления о возможностях и границах фотоискусства.
Я восхищался работами А. Картье-Брессона, неоспоримо доказывающими, что настоящий фотограф должен быть мыслителем. Й. Судек открыл мне, что каждый предмет материального мира наделен собственной душой. Л. Родченко, мастер наиболее адекватный своему времени, показал, что средствами фотографии можно выразить дух эпохи…
– Есть ли, на ваш взгляд, сегодня канне-то новые черты, новые тенденции в развитии фотографии?
– Техническая революция в фотографии – появление камер-автоматов, высокочувствительных фотоматериалов, совершенной лабораторной техники – естественно повлекли за собой и качественные ее изменения.
С одной стороны, легкость решения технических задач расширила творческие горизонты, обогатила образный строй и даже видение фотографов. С другой – возможность сделать качественную «карточку», не обладая ни умом, ни культурой, несет в себе опасность оглупления фотографии.
Недаром на Западе да и у нас стал так моден «объективизм» – намеренное полное устранение «следов» личности автора из произведения. Для меня же в любой работе важнее, чем точная фотофиксация натуры, авторский взгляд на мир, человеческая позиция художника. Без этого снимки пусты и холодны.
В творчестве коллег мне больше всего нравится то, чего я сам не умею. По-моему, приходя на чужие выставки, надо оставлять за порогом тщеславие и зависть, тогда начинаешь многое понимать и чувствовать. Мне, например, очень нравятся рационально- иррациональные снимки (особенно цветные) Бориса Савельева, покоряет его безукоризненное «снайперское» видение.
– Что, на ваш взгляд, можно и нужно делать, чтобы избежать «обезлички» фотографии?
– Нам очень не хватает сегодня серьезной теории фотографии. Здесь практически не ощущается притока молодых, свежих сил. За последнее время меня заинтересовали лишь напечатанные «СФ» статьи безвременно ушедшего из жизни Андрея Сперанского, писавшего искренне, страстно и, что очень важно, с любовью к фотографии.
Мне представляется просто необходимым знакомство советских читателей и с классическими работами таких крупных западных теоретиков, как Зигфрид Кракауэр, и с новыми, оригинальными по взгляду на фотографию зарубежными исследованиями, например с книгой французского эстетика Ролана Барта «Камера люцида».
Вопрос образования для фотографов кажется мне чрезвычайно важным. Сам я с возрастом все болезненнее ощущаю его пробелы. Интересно, что большинство современных фотографов имеет техническое образование.
А полезнее было бы гуманитарное – философское, психологическое, искусствоведческое, да еще со знанием иностранных языков. Ведь человек должен с легкостью ориентироваться в истории искусств, чтобы творить новую историю.
Знать прошлое художник должен, может быть, даже лучше, чем настоящее, которое он может воспринимать на интуитивном уровне.
Культура автора всегда так или иначе проявляется в его произведениях. И, думаю, без любви к философии Достоевского, живописи Ван-Гога, музыке Моцарта не только я сам, но и мои работы были бы беднее.
– Каким жанрам фотографии отдаете вы предпочтение сегодня?
– Тут, пожалуй, уместнее говорить не о жанре, а о теме. В основном я снимаю свой город. И если, скажем, работы давнего цикла «Памяти Достоевского» были скорее притчами, то жанр сегодняшних – городской пейзаж. Реже, чем раньше, снимаю натюрморты. Для них нужен какой-то особый толчок, появление предмета, вокруг которого начнет складываться сюжет, как вокруг песчинки вырастает жемчужина.
– И последний вопрос. Есть ли такое качество, которым непременно обладает удачная фотография?
– Есть. В ней должна быть Тайна. Иначе будет утеряна многозначность ее восприятия.
Подборку работ Бориса Смелова о Васильевском острове можно посмотреть по этой ссылке в телеграм-канале «Я люблю Васильевский остров».